Елена Стратьева: Институт СРО — это педантичное разъяснение и обучение.
11 июня 2021
Елена Стратьева, директор саморегулируемой организации "Микрофинансирование и Развитие" (СРО "МиР"), рассказывает о собственных ощущениях и изменениях на рынке микрофинансирования и СРО за последние пять лет.
— Незаметно прошли пять лет после появления МФО в реестрах СРО. Оглядываясь назад, согласились бы вы сегодня возглавить СРО?
— Мне кажется, что это ситуация, когда аппетит приходит во время еды: чем дольше работаешь, тем больше влюбляешься в саморегулирование. Я и сейчас часто наблюдаю полемику и некоторое недовольство в других секторах, зачем институт СРО нужен, в чем его ценность. Довольно болезненно и близко к сердцу воспринимаю споры об эффективности, ведь её все видят по-разному. Я готова защищать саморегулирование во всех сферах, его потенциал задействован лишь на малую часть. Саморегулирование — уникальная конструкция, позволяющая одновременно заниматься и надзором, и развитием, и лоббированием. Когда задают вопрос, СРО это аппарат или члены, я отвечаю — всё вместе. На нас оказывают влияние и Банк России, и рынок, а мы, в свою очередь, на них. В этом самый большой эффект и самая большая сила СРО.
— Были ли какие-то препятствия, сложности на пути к саморегулированию за эти пять лет?
— Не буду скрывать, поначалу на рынке наблюдалась настоящая ломка. Были игроки, которые мыслили стереотипно и очень узко, воспринимали СРО исключительно как донорский орган, который только и должен продвигать интересы. Другие, более дальновидные, хоть и воспринимали институт как «необходимое зло», но понимали, что его можно сделать эффективным, но для этого нужно развивать. Грубо говоря, они осознавали, что либо сами создадут инструмент, либо им его создадут сверху. СРО «МиР» возникла еще до обязательного саморегулирования. И первые стандарты возникли до него. Мне кажется, один этот факт многое объясняет. Институт сам по себе очень молодой, прецедентов, по сути, нет. Всё строится с нуля. И даже мы не всегда можем осознать, сложен тот или иной процесс, или это абсолютно рабочая ситуация.
— Какие достижения, как ваши личностные, так и возглавляемой вами СРО или в целом микрофинансового рынка, которые вы инициировали и, если говорить пафосно, помогли рынку стать более прозрачным? Существует какая-либо ваша личная ошибка или заблуждение, которые, на ваш взгляд, отразились на становлении рынка?
— Главное достижение СРО «МиР», доказавшее зрелость института в целом, это базовые и внутренние стандарты. Именно нам принадлежит авторство основных трех базовых стандартов деятельности МФО. Мы были первыми, кто разработал и ввел у себя внутренний стандарт по взысканию просроченной задолженности, часть норм которого даже жестче, чем в профильном 230-ФЗ. Что же касается ошибок, честно говоря, я много рефлексирую на эту тему и всегда прихожу к одному и тому же выводу: не ошибается тот, кто ничего не делает. Не жалею ни об одном из принятых решений.
— Общаетесь ли вы с другими СРО? Как часто и о чем? Существуют ли в принципе между СРО каналы коммуникации?
— Исторически в нашей СРО состоят крупнейшие игроки, которые объективно являются драйверами. Но мы не закрыты. К сожалению, ничего того, о чем вы спрашиваете, в большей степени нет. Конечно, мы регулярно встречаемся с представителями других СРО МФО, никакой конфронтации или недопонимания нет. Но внедрить единую практику или договориться о совместном проекте очень сложно. Многие заемщики знают только о нас: нам часто приходят обращения в отношении членов иных СРО МФО. Мы неоднократно выходили с предложениями по возможному взаимодействию, сейчас, в рамках действующего правового поля, мы никак не можем помочь таким людям. К сожалению, подвижек в этом вопросе нет, и нас это сильно беспокоит. Когда возникает необходимость создания каких-то общих документов, инициатива идет от нас, разработка тоже ложится на СРО «МиР». Не могу сказать, что меня, как директора объединения, это устраивает на все 100%, ведь это время и ресурсы как членов объединения, так и сотрудников аппарата. Мы выходили с предложениями на площадке НАУМИР делать профессиональные клубы, комитеты, состоящие из профильных специалистов и представителей всех СРО. Увы, пока даже эту, «административную» идею реализовать не получилось.
— А существуют ли внутренние, непубличные механизмы борьбы с так называемыми членами-перебежчиками из одной СРО в другую? Вопрос навеян выходом от вас ряда связанных с одним акционером МФО в апреле 2019 года. Вспоминаются и истории попыток судебного взыскания членских взносов участниками СРО с самой СРО, не связанные с вами, — компании не побоялись, рискнули судиться, в итоге пришлось менять членство.
— По «перебежчикам» вопрос в принципе должен был быть решен достаточно давно. Инструмент есть. Начиналось всё с устных договоренностей, они переросли в соглашение о взаимодействии, которое действует между всеми тремя СРО МФО. В частности, сразу было прописано, что мы направляем друг другу так называемые «паспорта» МФО, куда СРО записывает всё, что с происходило: как компания сдавала отчетность, какие были проверки. И когда мы получаем заявление от той, которая ушла из другой СРО, мы запрашиваем соответствующие данные. Сразу хочу оговориться, что наша СРО с самых первых дней этого соглашения единственная, кто исполняла его в полном объеме. Но мы надеемся, что скоро процесс нормализуется. В какой-то момент на начальном этапе от других СРО мы не получили паспортов по некоторым компаниям со ссылкой именно на то, что «ведение не обязательно и мы на них не делаем (паспортов)». На сегодняшний день ситуация исправилась.
Вы, наверное, спросите, к чему такая длинная предыстория? Всё просто. Имея инструмент «паспортов», каждая СРО МФО может сама для себя решать, принимать компанию после всего, что, возможно, было, или нет…
— Каков на сейчас размер членских взносов в СРО? Пять лет назад, когда институт только появлялся, число МФО было кратно больше, чем сегодня. Но и задач у вас стало гораздо больше. Одного взноса от участника хватит на что? На зарплату юристу? Сотруднику бухгалтерии? Аренду 1 м2 офиса? Прошло ли для вас время «золотых рун»?
— Размер членского взноса у нас зависит от портфеля компании и ее типа (у некоммерческих МФО взносы меньше, чем у коммерческих) и составляет от 3 тыс. до 117 тыс. рублей. Мы являемся самой дорогой СРО МФО и не скрываем этого. В цену заложено качество проверочных мероприятий, уровень учебных мероприятий (бесплатных для членов), возможность разработки типовых документов и многое другое.
У СРО два источника пополнения бюджета: членские взносы и меры воздействия, то есть штрафы. Плохо разбирающиеся в саморегулировании обычно говорят: штрафуете всех подряд, чтобы пополнить бюджет. По факту, чтобы избежать подобных рисков, процедура «преступления и наказания» разделена на несколько этапов, в которых задействованы разные люди. Проверку осуществляют сотрудники аппарата СРО, а решение о наказании принимается дисциплинарным комитетом и Советом СРО, органами, состоящими из представителей участников рынка. Возвращаясь к вашему вопросу, «золотых рун» не было никогда. По крайней мере, в нашей истории. Мы привыкли экономить. На всем, кроме сотрудников аппарата. На сегодня в штате СРО работают высококлассные, достаточно дорогие специалисты. Так что да, у нас скромный офис и нет бесплатных «печенек», ДМС, лаунж-зон и тому подобного, но каждый из сотрудников, и я говорю это с гордостью и без стеснения, стоит десятка рядовых специалистов.
— Как бы вы охарактеризовали портрет современного собственника МФО?
— Я бы сравнивала не с 2015 годом, а даже еще раньше, когда первые МФО только появились. Я тогда возглавляла Российский микрофинансовый центр (РМЦ) и Национальную ассоциацию участников микрофинансового рынка (НАУМИР), и, поскольку мы находились в одном помещении, то приходили люди, которые хотели зарегистрировать МФО. Я часто была в шоке, потому что видела случайных людей. У них посыл был —МФО тоже самое, что и банк, но лицензия не нужна. Меня уже тогда ужасала ситуация отсутствия регулирования.
Сегодня руководители стали серьезнее. Опять же, с оговоркой: чем серьезнее бизнес, тем лучше им надо управлять. Мы и сегодня продолжаем сталкиваться с довольно странными вещами, когда, например, звоним руководителю о сдаче отчётности, а он говорит, кто вы такие, мы вас знать не знаем. Такая реакция свойственна случайно возникшей компании. И мы понимаем, что или мы воспитаем что-то достойное, или на рынке ее не будет. Руководитель крупной МФО — человек, правильно и тонко понимающий все процессы и риски, которые влекут недобросовестные практики. Когда наступает очередное ужесточение регулирования, то чаще всего крупные игроки, если и возражают или пытаются смягчить или растянуть во времени, как это произошло с требованиями к капиталу, то руководствуются не меньшей прибылью, а пониманием, что компаний станет меньше, а не выдержавшие нагрузки уйдут в серый рынок и никому от этого не будет лучше. Если говорить о каком-то вреде глобализации, полезность в том, что укрупнение бизнеса влечет качественные изменения. Но если говорить о руководителях небольших компаний, то здесь возрастает роль СРО. И мы понимаем, что СРО — не только надзор и наказания, но и педантичное разъяснение и обучение. Если нужны какие-то ресурсы, подсказка, какими инструментами пользоваться, к каким партнерам обращаться — это и есть СРО.
— Пресловутый 1% в день. Это щедро или жестоко? Для рентабельности бизнеса со всеми членствами в СРО, отчетностями, программными лицензионными комплексами, офисами, сотрудниками?
— Каждая компания уникальна и у каждой свои бизнес-процессы. Есть еще и внешние факторы, которые оказывают влияние: статистика по региону, отдельные территориальные или географические нюансы, в каком сегменте работает компания. Кроме того, 1% это просто цена товара, продукта. Мы же не говорим, сколько должен стоить продукт? Есть разная стоимость автомобилей, жилья, гостиниц и так далее. Займы — такой же продукт, поэтому они и должны быть разными. Компании подстраиваются под установленный 1%, под это подгоняют и свою рентабельность. Другого варианта нет. В понятие рентабельности может быть заложена сумасшедшая стоимость площадей, кадров, оборудования. И прибыль, которую хочет получать владелец. Кто-то готов работать за такую прибыль, кто-то не готов.
— Только-только стали появляться облигационные выпуски МФО, как регулятор в очередной раз на коленке поменял правила игры, допустив к ним только квалифицированных инвесторов. На ваш взгляд, ограничение справедливо? Или к подобному механизму привлечения инвестиций банально не было интереса со стороны МФО?
— У МФО есть интерес к любым способам привлечения инвестиций, потому что банки их как массово не кредитовали, так и не кредитуют. Получить кредит невозможно или с очень большим трудом. Как минимум, по причине имиджевого подхода «кредитовать МФО – дурной вкус», как максимум — у МФО нет ничего, что можно передать в залог. Если у завода есть хотя бы основные средства, машины, оборудование, товар в обороте, у МФО нет ничего, только деньги. Кредитовать под залог портфеля тоже достаточно сложная процедура. Кроме того, у банков есть свое регулирование и свои нормативы.
С точки зрения того, что пришли ограничения на фондовом рынке, опять же, чем серьезнее собственник относится к своему бизнесу, тем он лучше понимает, насколько важно вести его честно. Можно пойти и в мисселинг, и навязывание услуг. Когда хочешь обмануть клиента и ввести в заблуждение — это губительно и для компании и для рынка в целом. Чем грамотнее клиент, тем лучше он будет разбираться во всем, в любом продукте, будь это инвестиция или заём. Вот с этой точки зрения изменения могут не нравиться. А ограничения, когда к инвестициям допускают только квалифицированных инвесторов, есть не только на микрофинансовом рынке, но и в целом. Единственное, что беспокоит, это то, настолько оперативно, качественно, сложно будет осуществляться этот процесс квалификации.
— Ощутили ли вы влияние на рынок, вызванное появлением инвестплатформ?
— Появился еще один инструмент, чтобы брать займы. В идеале человек должен использовать тот инструмент, который ему удобен. Появилась еще одна точка. С таким подходом можно говорить, что все МФО друг другу конкуренты, и банки нам конкуренты. Но это добросовестная конкуренция. Хочешь, чтобы твой продукт был конкурентоспособным, — делай его таковым. Если кому-то больше подходит определенная схема, то почему бы и нет? Влияние инвестплатформ мы не ощутили. Пока это не масштабные процессы. В условиях повышенного спроса на микрозаймы при низком уровне одобрения пусть будет возможность у людей пойти туда, если им не одобряют «классические» кредиторы.
— И на позитивной ноте. Ваш идеальный рынок микрофинансирования спустя еще пять лет?
— Не думаю, что лет через пять что-то кардинально изменится, кроме того, что компаний точно станет меньше. Проценты меньше не станут. На стоимость продукта влияют стандарты спроса и предложения. Я не вижу оснований для изменения подходов к формированию процентной ставки, я считаю, что она останется такая же верхняя. Возможно, она будет снижаться под влиянием конкуренции, под влиянием желания Банка России. В принципе, сегодня стабилизировалась зыбкая конструкция, сочетание обеспечения рентабельности, прибыльности компании, удовлетворяющий «плюс/минус» процент. Люди берут, спрос есть. Вот это какое-то равновесие, незначительно, но будет меняться.
Клиенты точно станут более финансово грамотными, а рынок более технологичным. Сейчас передовые технологии — прерогатива лидеров, крупных игроков, которые изначально заходили как финтех-компании. Но за ними активно пойдут и другие. Сами продукты изменятся вряд ли. Единственное, думаю, что будет продолжаться процесс развития дополнительных услуг, сервисов — перехода компаний в категорию «финансовых супермаркетов».